История европейской Австралии – это история Сиднея. Этот город так же  уникален, как, впрочем, и вся страна в целом. Он имеет свое лицо, которое, увидев однажды, сложно перепутать с другим.

Да разве  мог бы появиться какой-то другой город в такой замечательной бухте? Великий путешественник  Джеймс Кук назвал этот красочный залив Ботаническим, а соседнюю бухту, пригодную для лоции, – Портом Джексона. 

Здесь и были построены первые бараки переселенцев. Интересно, что  на месте современного самого дорогого  и фешенебельного района  Сиднея во времена основания города находился острог, где содержались самые опасные преступники. Не менее интересно и то, что первыми архитекторами города были заключенные, пожелавшие стать на путь исправления. Более того, как бы парадоксально это ни звучало, но первыми полицейскими тоже были бывшие ссыльные, а, когда Австралия решила обзавестись собственными деньгами, первые купюры были нарисованы... кем бы вы думали? –  одним из осужденных фальшивомонетчиков. Но и это еще не все: автор эскизов первых австралийских денег на одной из купюр то ли в шутку, то ли всерьез изобразил портрет себя любимого, и несколько лет эти купюры благополучно служили платежными документами.

По проекту ссыльного архитектора Френсиса Гринвея в 1819 году   был построен прекрасный англиканский Собор Святого Андрея.

Он расположен в конце  главной  улицы Сиднея, которая носит имя британского короля Георга III. Эта улица спускается вниз, к берегу залива. Именно в этом месте прекрасно сочетаются здания XIX века с современными небоскребами. Старые  викторианские постройки расположены по первому ярусу улиц, а уже за ними, словно тропические джунгли Квинсленда, устремились ввысь многоэтажные корпуса банков, отелей и деловых центров. Здесь находятся и городская ратуша, и Дом правительства, и Виндзорский дворец, и церковь св. Джеймса, и еще немало знаменитых зданий – немых свидетелей становления самого большого города и самого большого порта Австралии.

В Сиднее немало парков и скверов. Рядом с Англиканским собором разбит прекрасный Гайдн–Парк с чудесными фонтанами. В парке на скамейках мужчины играют в шахматы, по аллейкам австралийки возят в колясках своих малышей. Вот в этом австралийский полдень ничуть не отличен от европейского.

Можно прокатиться по монорельсовой дороге на высоте десяти-пятнадцати метров над шумными улицами.

В рекламных проспектах пишут, что  поезда мчатся над городом, но на самом деле  вагончики с затертыми пластиковыми окнами медленно и нудно тащатся вдоль второго яруса высотных зданий центральных улиц. Гораздо интереснее просто гулять по городу и рассматривать  пеструю толпу вечно спешащих куда-то людей, вглядываться в их лица и думать: кто же они такие – австралийцы?

Может быть это аборигены, которые вразрез со сложившимся общественным мнением считают, что ниоткуда они не пришли на материк, а испокон веков жили на этой земле? Или европейцы, появившиеся на континенте 200 лет назад? Или, может быть, китайцы, корейцы или вьетнамцы, которых в Австралии становится все больше и больше? Почему австралийцами считают себя практически все, кто живет на этой земле? Причем, независимо от, если позволите, основной национальности. Все коренные австралийцы, живущие в разных далеких краях, при первой же возможности не забывают упомянуть о своей Родине. И с радостью при первой же возможности ее навещают. Зеленоглазый ангел Николь Кидман, сумасшедший  Мел Гибсон, вечный воин Рассел Кроу, умопомрачительная Кайли Миноуг или Анна Геддес, которая через видоискатель  фотокамеры  смогла заглянуть в самые тайные уголки детских фантазий – все они часто прилетают сюда, где у каждого из них есть свой дом. Здесь их ждут и всегда рады их приезду. «When I need you», пел  лет тридцать назад австралиец Лео Сейер. Синдбад всегда думал, что это песня о том, как нежно и красиво танцует балерина под эту мелодию  в  осеннем парке среди облетевших разноцветных листьев. Теперь он понимал, что певец с этим дурацким именем пел  про Австралию.

Синдбад побывал на одном из городских пляжей. Было прохладно и ветренно. Штормило. По белому песку шла по своим делам белая упитанная чайка. Отдыхающих на пляже не было.

С высокой скалы путешественник смотрел на Тихий океан: трудно представить, что у него есть другой берег.

Все австралийские звезды и артисты, гастролирующие здесь,  свои концертные программы  проводят в сиднейском оперном театре. Этот театр, который давно стал символом страны, тоже имеет интересную историю. Когда городские власти Сиднея поняли, что отсутствие театра оперы и балета снижает авторитет города, они объявили конкурс на лучший проект.

Победителем стал датский  архитектор Джон Уотсон. Решающим фактором такого выбора послужили оригинальность задумки, быстрые сроки предполагаемого строительства и небольшая стоимость проекта.  Но когда началось строительство, то оказалось, чего-то не учли, что-то не просчитали, а что-то и вовсе не имеет инженерного решения. В результате театр строился не обещанные пять лет, а все шестнадцать, и вместо планируемых семи миллионов долларов пришлось потратить  почти сто два. Но театр на самом деле прекрасен: словно створки ракушек несколько концертных залов своими сферическими крышами смотрят на залив, будто слушая дыхание океана. Если на него смотреть  во время восхода солнца,  то  можно увидеть на его  белых крышах  цветные лучи. Тогда он становится похожим на   австралийский опал. Иногда кажется, что он просто встречает и провожает корабли. Рядом с театром  –знаменитый мост Харбор Бридж, который соединяет север города с югом и, несомненно, является одной из основных достопримечательностей Сиднея.

Район Рокс, расположенный в непосредственной близости от театра, считается самым красивым в городе, и с этим мнением, пожалуй, стоит согласиться. Здесь находится прибрежная гавань:  первое, что видят пассажиры многочисленных кораблей, приходящих сюда со всех концов света.

На набережной можно увидеть много интересного: псевдоаборигенов, измазанных белой известью и исполняющих незамысловатые танцы; каких-то умельцев игры на диджеригу; старого вьетнамца, исполняющего странные мелодии на не менее странном двухструнном смычковом инструменте и, конечно, художников всех жанров и направлений.

Один из таких художников, сомневающийся в австралийской свободе, старательно вывел на фасаде Дома Правительства надпись: «This is Freedom?».

Но  никому до этого нет никакого дела. Ночью, во время уборки всего города, смоют и эту надпись, причем мало кто ее даже читать будет.

В городе есть и китайский квартал: там тихо, спокойно и, к тому же, вкусно и недорого кормят.

Синдбад гулял по городу, разглядывал людей на улицах. Он смотрел на архитектуру города, в которой ровным счетом ничего не понимал, но она ему нравилась: как-то все по-людски.

У одного из заливов Синдбадом был обнаружен белорусский разведчик (судя по красно-белому камуфляжу), фотографирующий местные военные корабли.

А потом Синдбад поднялся на башню телевышки, чтобы посмотреть на город с высоты. К тому же, он знал, что там, в местном ресторане, подают изумительные на вкус сиднейские скальные устрицы.

На гербе Сиднея геральдисты прошлых лет изобразили, наверное, все, что было под руками, и все, что видели глаза: парусный корабль, рыцарский шлем, якорь, аборигена с копьем и европейца с саблей и корабельным крюком, снабдив весь этот ребус надписью – девизом: «Беру, но сдаюсь». Кто берет и почему сдается? Европеец берет эти земли и сдается перед их уникальностью, или абориген берет европейскую цивилизованность и сдается перед этой неизбежностью? 

Ответа нет, но прощаться с Сиднеем трудно.