Дмитрий Самохвалов

В международном аэропорту Джомо Кениатты царит сутолока. Перед стойкой пограничного контроля выстраиваются сразу три очереди. Одна, самая короткая, - для граждан Кении. Вторая, чуть длиннее, - для счастливчиков, уже имеющих в паспорте кенийскую визу. Я занимаю третью, самую длинную, - для тех, кто собирается получить визу по прилету.

Чернокожая толстуха в синей униформе раздает бланки с анкетами местного бюро здравоохранения. Анкета требует от иностранцев признания в том, что они больны свиным гриппом. Я рассеянно сую бланк в карман и завожу разговор с рядом стоящей индийской девушкой. Она не первый раз в Африке. Здесь работает ее брат. "Найроби, столица Кении, - ужасное место, - говорит она. -

Лучше в нем не останавливаться". Я киваю и думаю про себя, что проведу в нем, по меньшей мере, неделю. Заметив в толпе темнокожих арабов и индийцев единственного белого человека, пограничник знаком приглашает меня подойти к стойке. Я протягиваю двадцать пять долларов, и вот уже в моем паспорте красуется виза с изображениями слона и леопарда. "Карибу Кенья! - восклицает пограничник. - Добро пожаловать в Кению!"

Первая неприятная неожиданность поджидала меня при выходе из аэропорта. В обменном пункте наотрез отказались принимать долларовые купюры, выпущенные ранее 2003 года. Евро обменивали любые, но курс европейской валюты был явно занижен. Вторая неожиданность - это то, что таксист не знал названий забронированного мною отеля и улицы, на которой он расположен. Шофер долго изучал карту города, советовался с коллегами и лишь удостоверившись, что указанное ими направление верно, завел мотор. Некоторое время мы ехали через промышленные кварталы. За обсаженными высокими кустами оградами виднелись серые угловатые здания складов и предприятий. Судя по названиям, промышленность Найроби прочно контролировал индийский капитал. Когда я сказал об этом таксисту, тот поморщился.

"Индийцы приезжают сюда без гроша в кармане, - ответил он. - Но проходит год или два, и у них уже куча денег. Даже больше, чем у белых. Компания, на которую я работаю, также принадлежит индийцу".

Центральный проспект Мои произвел на меня большое впечатление. Небоскребы самых причудливых форм, яркие рекламные плакаты, новенькие спортивные автомобили - все это никак не вязалось с образом африканских городов, прочно утвердившимся в моем сознании. Но еще большее удивление вызвали прохожие, спешившие по своим делам. Несмотря на полуденный зной, многие из них были одеты в свитера и теплые куртки. На головах красовались зимние шапки-ушанки. Заметив мой растерянный вид, таксист пояснил, что сейчас в южном полушарии зима.

"Так ведь все равно жарко", - возразил я.

"Сейчас жарко, а под вечер станет холодно".

Признаться, я ему не поверил. Найроби расположен совсем рядом с экватором. По идее здесь должно быть тепло круглый год. Уже ночью, кутаясь в шерстяное одеяло, я ругал себя за то, что не взял в дорогу теплых вещей. Зима - она, оказывается, и в Африке зима. Пусть без морозов и снегопадов, но все-таки не самое теплое время года.

Такси свернуло в сторону. Гостиница "Африкана", куда я так стремился, находилась в самом центре кенийской столицы. До офисов транспортных компаний, банков и улицы Ривер-Роад с ее многочисленными магазинчиками и ресторанами - рукой подать. Таксист честно отсчитал мне сдачу. Старик-портье долго изучал мой паспорт и еще дольше пытался произнести мое имя. Последнее у него не получилось даже с десятого раза. Труден белорусский язык для африканцев. Забронированная мною комната находилась на четвертом этаже. Но никто из персонала не вызвался поднести мой рюкзак, а потом попросить за это щедрые чаевые. Уставший с дороги, я наскоро принял душ и без чувств свалился на широкую кровать. Проснулся я уже ночью. От холода.

Утро выдалось пасмурным. Позавтракав в гостинице яичницей с бананами, я отправился на прогулку. Ориентироваться в Найроби легко. Город напоминает неровную шахматную доску. Широкие улицы, которые здесь называют просто дорогами, тянутся с северо-запада на юго-восток. Их пересекают зажатые со всех сторон бетонными зданиями переулки-тропы. Автомобили и пешеходы предпочитают передвигаться по дорогам, потому что переулки, как правило, завалены мусором, да и ходить по ним небезопасно. Общественный транспорт представлен такси, городскими автобусами и маршрутками-матату. Автобусы ходят в отдаленные части города и останавливаются редко, так что большинство горожан выбирают матату. От минских собратьев найробийские маршрутки отличаются лишь наличием глашатая, который на каждой остановке и даже во время езды громогласно объявляет прохожим, куда маршрутка едет и что они увидят по дороге. Глашатаи - народ веселый. Стоишь на перекрестке, никого не трогаешь, но вдруг рядом останавливается микроавтобус.

"Эй, мзунгу, - кричит из окна парень в выцветшей футболке, - поехали с нами на Лили-Роад!"

"Спасибо, - отвечаю, - мне туда не нужно".

"Мне тоже не нужно. Но я еду!" - усмехается глашатай.

Найроби был основан англичанами в конце XIX века как обычная железнодорожная станция на пути между приморской Момбасой и приозерной Кампалой. Река, протекавшая рядом, называлась Нийроби, что на языке кочевников-масаев означало "холодная вода". Когда англичане изгнали масаев, на их место пришли земледельцы-кикуйю. Территории им достались задаром, поэтому они немного переправили название. "Холодная вода" превратилась в "сладкую". Еще сто лет назад белые жители города жаловались на дикость окружающих мест. По ночам среди городских свалок бродили львы и гиены. С тех пор много холодной и сладкой воды утекло. Река Найроби превратилась в сточную канаву, а население бывшей станции перевалило за три миллиона. Впрочем, глядя на потоки машин и толпы прохожих в центре города, можно подумать, что статистика врет и народу здесь в десять раз больше.

От колониальных времен осталось не так уж и много. В послевоенное время на месте однотипных британских построек возвели современные здания. Лишь кое-где можно увидеть кирпичные двухэтажные домики, привычные для английских местечек. Некоторое исключение представляет разве что здание Национального архива. Когда-то в нем находилась штаб-квартира африканского отделения Индийского банка. Сам архив является не просто архивом, а одновременно библиотекой и музеем. Вход сюда абсолютно свободный. Вежливые сотрудники с удовольствием помогают в поисках нужных книг и документов. Копирование и даже сканирование они делают бесплатно. Копии помещают в специальную папку с логотипом архива и памяткой, в которой указано, что публикация материалов без ссылок на место их хранения неэтична.

Национальный музей Кении мне понравился намного меньше. Самое интересное в нем - это этнографическая коллекция. Вырезанные из эбенового дерева фигурки людей и животных, копья воинов-масаев, захваченные в качестве трофея английскими солдатами, украшенные причудливым орнаментом пастушьи палки скотоводов-туркана - все это производит большое впечатление. Кения славится своей археологической школой. Но археологические находки в музее почти не представлены. Муляж доисторического человека и пара-тройка костей, найденных в Рифтовой долине, напоминают посетителям о том, что Восточная Африка - прародина всего человечества.

Недалеко от города сохранилась английская фермерская усадьба, построенная в начале XX века. Когда-то подобных усадеб вокруг Найроби было видимо-невидимо. Белые фермеры с удовольствием обживали африканское нагорье. На плодородных землях выращивали чай, кофе, арахис и многое другое. Все это потом отправляли по железной дороге в приморские порты и далее в Европу. На фермеров работали законтрактованные индийцы и местные крестьяне-кикуйю. Отношения между эксплуататорами и эксплуатируемыми развивались вполне нормально. Часть заработанных денег белые пришельцы тратили на содержание школ и больниц для чернокожего населения. Национально-освободительное движение в Кении появилось относительно поздно и до провозглашения независимости почти никак себя не проявляло. Но кровавые события в соседних колониях напугали англичан. Фермеры спешно покидали свои земли и переселялись на родину предков. Британское правительство предоставило кенийским властям безвозмездную субсидию, чтобы те могли выкупить фермерскую собственность и передать ее местным племенам. В результате почти насильственного переселения африканцев на фермерские угодья возведенные белыми постройки были разрушены.

Но судьба имения, которое я посетил, сложилась совершенно иначе. Дело в том, что в нем почти семнадцать лет жила датчанка Карен Бликсен. В поле она не работала. Телевизора и даже радио в ее доме не было. В свободное время одинокая женщина сочиняла стихи и рассказы, которые потом читала заехавшим на чашку чая соседям. После смерти сына она покинула Кению. Вскоре вышел ее роман "За пределами Африки", и Карен Бликсен стала известной. В середине ХХ века в имении был открыт музей. Для датчан и кенийцев дом Карен Бликсен - это почти то же самое, что Ясная Поляна для русских или Вязынка для белорусов. Экспозиция в музее небольшая. Без объяснений добровольца-экскурсовода я бы вообще заскучал. Зато мне понравился сад, разбитый вокруг дома. Присев прямо на траву под деревом (точно не помню, была это груша или манго), я с интересом наблюдал за негритятами, устроившими неподалеку игру в прятки. Потом одна девочка решила, что белый человек пришел в сад неспроста, и спряталась у меня за спиной. Увидев это, остальные принялись бросать в нее палки. Попадали они почему-то не в нее, а в меня. Пришлось бежать с поля боя.

Рядом с музеем находится национальный парк Найроби. Это самый настоящий заповедник дикой природы, а не просто зоопарк. Для туристов в нем организуют сафари, а также представления с этническими плясками. В парк я решил не заходить. Уж очень дорого стоит билет. К тому же я собирался на сафари в Масаи-Мара.

Кения - многоплеменная страна. Ее жители разговаривают на разных языках. Но в Найроби в основном пользуются английским и суахили. Язык суахили, этакий коктейль из арабского и местных диалектов, весьма мелодичен. Он настолько прост, что, выучив несколько слов, сам начинаешь формировать из них предложения. Самое популярное суахилийское слово "сафари" (путешествие) знают даже у нас. Благодаря мультфильму "Король Лев" в международный обиход вошла фраза "акуна матата" ("расслабься"). Кенийцы повторяют ее довольно часто, хотя большинство из них мультфильм никогда не видело. Однажды шедшая передо мной пожилая женщина споткнулась и упала. Я помог ей подняться и сказал: "Поле поле, мама. Не надо спешить". От удивления старушка даже забыла о боли и улыбнулась.

Пешие прогулки по Найроби - вещь насколько интересная, настолько и опасная. Город давно числится в списке самых преступных в Африке. Стоит средь бела дня достать из рюкзака фотокамеру, как к тебе подходит какой-нибудь доброжелатель и тихо советует спрятать ее подальше.

"Это плохой район", - объясняет он.

"Здесь же рядом полиция!" - искренне удивляюсь я.

"Полиция не станет вмешиваться".

После таких слов становится немного не по себе. Десять лет назад в Найроби было взорвано американское посольство, и власти запретили фотографирование правительственных зданий, международных учреждений и пятизвездочных отелей. Фактически в центре можно фотографировать лишь пальмы. Полиция и охрана тщательно следят за людьми с фотоаппаратами. Впрочем, кенийские стражи порядка не столь расторопны, как их коллеги с улицы Красноармейской в Минске. Если кто-то из них пытался остановить меня, я делал вид, что не понимаю по-английски и спокойно шел дальше. В Найроби действует множество других запретов. Но, как и в любой другой стране Африки, в Кении полиция свято чтит правило: к белым людям не приставать. К сожалению, преступники об этом правиле ничего не знают.

Основным рассадником преступности считается район трущоб Кибера. В нем обитает примерно треть всех жителей кенийской столицы - приезжие из сельской местности или просто бедняки и безработные. Обычно иностранцы предпочитают избегать этой части города. Однако у меня нашелся хороший проводник, сам выходец из трущоб. Его звали Сэм. С Сэмом мы познакомились на третий день моего пребывания в Найроби. Он просто подошел ко мне в магазине и попросил один евро на покупку еды. Денег я ему не дал, но еду купил. Сэм рассказал, что приехал в столицу после службы в армии три года назад. Вначале ему везло. Он устроился работать помощником в автослесарной мастерской. Потом мастерская закрылась. Теперь Сэм подрабатывает грузчиком. В последние полгода дела идут совсем плохо, но, по его словам, до попрошайничества он опустился впервые в жизни. На следующий день мы гуляли по городу вместе. В конце я предложил ему небольшую сумму, но мой новый знакомый наотрез отказался.

"Сегодня утром я один разгрузил целую машину и заработал на неделю вперед", - сказал он.

Сэм пригласил меня в гости. Он снимал комнату как раз в Кибере. "Камеру с собой не бери. Народ у нас невоспитанный - могут случайно разбить. Денег много тоже брать не надо. Только, чтобы заплатить за матату", - предупредил грузчик.

Я сделал все так, как он сказал. Было интересно посмотреть, что же собой представляет дно африканского города. Мои ожидания отчасти оправдались. Неасфальтированные пыльные улицы, деревянные дома-бараки и редкие прохожие - все это действительно здесь было. Но рядом с бараками строились новые кирпичные дома и магазины. Кое-где во дворах стояли автомобили. Внутри дома, в котором Сэм снимал комнату, царила идеальная чистота. Соседи Сэма были одеты в обычную европейскую одежду. Меня пригласили на общую кухню, где угостили каким-то особым "угандийским чаем". Судя по вкусу, это был каркаде. Старик в сером пиджаке с серьгой в ухе долго расспрашивал меня о Беларуси. Я отвечал предельно честно. Сэм все это время стоял в сторонке, но слушал с большим вниманием. Вечером, провожая меня на остановку матату, он сказал: "Ты живешь в очень хорошей стране".

Сэм был прав. В тот момент мне самому вдруг захотелось обратно в Минск. Я представил, как встречу друзей и расскажу им, что увидел в Африке. Потом куплю в магазине свинину и приготовлю себе мачанку с блинами. Надоело есть на завтрак яичницу с бананами.