Рубрика Олега ПАВЛОВА
Пишет Vinka-tinka (Минск):
«Два года назад три девочки поехали в чудесный, я бы даже сказала, мой любимый белорусский городок Несвиж. И, усевшись в конце насыщенного дня на берегу широкого пруда Девичьего с панорамой замка Радзивиллов, выпив там вина и заев семечками, решили, что провели мы день исключительно счастливо и неплохо бы повторить. Куда? И я сказала – Мосар. С той поры прошло два года, одна девочка вышла замуж и родила ребеночка, я всегда нахожусь в состоянии готовности двигаться куда угодно, но готовность моя вялая и нуждающаяся в пинке, а вот третья, злопамятная Машутка, слова Мосар не забыла, порешала текущие вопросы (нашла надежного спутника, сдала на права, купила машину) и сказала: «Едем!».
Мосар – деревенька в Глубокском районе Витебской области, и мимо Глубокого нам никак не проехать, да мы и не хотим. Городок, известный с 1414 года, с населением едва ли в 20 тысяч человек, вполне обыкновенная провинция, но посмотреть есть что и в культурно-историческом, и в природно-ландшафтном смысле.
В этой поездке я очень много снимала, но удивительным образом не осталось никаких общих снимков улиц и площадей. Между тем город оставил очень приятное ощущение отреставрированного центра со старыми двухэтажными строениями, изрядного количества скульптур – проехали мимо череды бюстов знаменитых уроженцев, какой-то скульптуры в парке, привычной белорусской чистоты, нового стадиона, перед которым установлен мощный валун с памятной табличкой. К местным жителям я временами подсаживалась с вопросами типа: «А что, отец, невесты в вашем городе есть?», те охотно общались. Рыбак на берегу сообщил, что Глубокое – самый богатый город Беларуси. На мои поднятые брови пояснил, что цены у них самые высокие по стране.
Мы спрашивали дорогу к МКК, молочно-консервному комбинату. Для многих жителей прежнего СССР, да и для белорусов тоже, глубокская и рогачевская сгущенка – предмет культа. Я к сгущенке равнодушна, но культ разделяю. Рогачевская была известна шире, однако теперешняя ее репутация подмочена локализацией в Гомельской области.
Мы были в субботу, а то бы, как сказал нам местный пенсионер, проработавший на производстве 30 лет, вполне можно было бы напроситься на экскурсию. Вся территория выполнена в духе преданности цветам комбината. Имеется фирменный магазин, в котором мы с толком провели время.
Вся Витебская область (за другие области не скажу) полна кладбищ польских солдат 1920 года. Католическое кладбище в Глубоком имеет значительный сектор таких захоронений. Редкие могилы несут имена: как правило, на них написано «Неизвестный солдат», «Три неизвестных солдата», «Пять неизвестных солдат»... Я совершенно не помнила, какая заварушка была в 1920 году, откуда столько польских могил. С изумлением узнала о советско-польской войне. Наверняка об этом было в курсе школьной истории, ничего в голове не осталось. Могил огромное количество, содержатся в порядке.
Почти во всех – за вычетом оплотов православия типа Слуцка – белорусских городках церковь и костел выстроены друг напротив друга, и стоят конфронтируя годами и веками.
Глубокое оставило сладкое послевкусие, и не только из-за сгущенки. Мне ужасно не нравится, когда в стране все крутится вокруг столицы, а чуть вглубь – пустота, мрак и уныние. Поэтому я очень радуюсь, если обнаруживаю достойные объекты за пределами Минска. Мы с Машуткой шумно мечтали прикупить в Глубоком по домику с оранжерейками и ходить друг к другу на чаепития за столиками под ажурными скатерками со свисающими кистями.
Мосар – место довольно известное для белорусских путешественников, и отчеты о поездке туда совсем не редкость. И я там была – лет десять назад, так что мне еще удалось сравнить век нынешний и век минувший. Смысл Мосара – в невероятной деятельности, которую развернул вокруг своего костела сельский ксендз Юозас Булька, ныне уже три года как покойный.
Я человек с маленькой душой и концентрироваться умею только на мелочах: приехав домой, обнаружила, что на фотике ни одного сколько-нибудь приличного крупного плана того, за что Мосар назвали белорусским Версалем, у меня нет.
Нас любезно попросили приобрести билеты. То есть если вы в костел – бесплатно, а на прилегающую территорию – билет, пусть за символическую, но все же плату. Первое отличие от того, что было при жизни Бульки.
Юозаф Булька был литовцем, до 56 лет проработал электромонтером, а потом Бог призвал его на служение, он был обучен, рукоположен и поначалу получил приход в гораздо более выгодном месте – крупном селе Удело с пышным костелом при монастыре францисканцев. Вскорости, однако, Булька отказался от удельской парафии, ибо решил, что его место – Мосар. Место в Мосаре он получил в 1989 году. И за 20 лет, 10 из которых – сплошные лихолетья, облагородил Мосар настолько, что ныне он – объект ландшафтного туризма. Я помню свои впечатления 10 лет назад, просто отнимало мову. Ну, то есть увидеть такое где-то в столицах – ничего особенного, молодцы, постарались. Но в глухой деревне, 200 км от Витебска, 200 от Минска, 200 от Вильнюса?
История современного Мосара – еще одна иллюстрация к роли личности в истории. Булька поднял Мосар почти из праха, и вот: по смерти Бульки всего три года, а Мосар на глазах возвращается в прах. В Мосаре я впервые увидела розовые кувшинки. Территория вокруг костела сильно заболочена – ксендз выкопал пруды и каналы, и вот у пруда перед костелом я стояла тогда над водой, любуясь росшими там цветами. Сейчас я молча стояла над заросшим прудом, а все, что сказала Маша, впервые видевшая этот водоем, – наверное, здесь водятся тритоны.
Экскурсовод, местная жительница, молодая женщина по имени Ольга, вела нас по территории и рассказывала. Вот длинная аллея, ведущая к Острову Любви, криницам, Аллее трезвости. Аллея носит название Ружанец, по-русски это Розарий, так зовутся католические молитвенные четки. Большие и малые бусины, каждая – молитва. Здесь малые бусины – камни, большие – затрудняюсь назвать, забыла, такие домики, а внутри – то изображение Девы Марии, то какие-то благочестивые слова. Справа от Ружанца вольеры, среди прочего там содержатся и страусы.
Булька очень любил камень, и вокруг костела очень много сооружений из него. И все это – дело рук мужа нашего экскурсовода.
Костел носит имя Святой Анны. Сейчас земли костела блюдет Министерство культуры, отсюда и плата за вход. Деньги дерет, а корицу жалеет, все зарастает...
Есть здесь орган, старый, настоящий, и при Бульке был приезжий органист, не постоянно, но по праздникам орган звучал. В мой предыдущий визит в костеле я потеряла дочку; услышав странные нестройные звуки, поняла, куда бежать: на втором этаже рядом с улыбающимся органистом в сутане и воротничке сидела моя дочь».