Оказавшись в тюрьме, я думал, я надеялся, что мое заключение – всего лишь временная мера или какое-то недоразумение. «Неужели его начальник действительно приказал посадить меня в тюрьму, зная, что я невиновен?» – думал я. Тысячи мыслей пролетали в голове: то мне становилось страшно, когда я вспоминал об отчетах других путешественников о длительных арестах без суда и следствия, то смешно, когда я вспоминал, как начальник конвоя весело фотографировался со мной, прежде чем посадить в камеру.

Что чувствуешь в первые часы после ареста, если невиновен? Неопределенность. Не знаешь, что делать. Вот ты уже здесь, в тюремной камере, но еще не веришь в это, тебя продолжают посещать те же мысли, как будто ты на свободе. Мозг отказывался принимать как данность то, что я находился в запертой комнате. Мыслями я все еще был на свободе. 

Я не боялся, что со мной что-то случится, и не боялся заключения как такового, мне нужно было знать, когда я отсюда выйду. Причем узнать это нужно было сейчас же. Потому как мой беспокойный мозг каждую секунду задавал вопрос: «Как долго я здесь пробуду?» Если это один день, то пусть мне об этом скажут; если три, четыре, пять, неважно сколько, – мне нужно знать, когда окажусь на свободе. У меня не было чувства тревоги, меня полностью поглотила неопределенность. Это чувство подавляет и медленно убивает. Нет аппетита, нет желания разговаривать, не хочется ни спать, ни бодрствовать, ровным счетом ничего не хочется.

Через несколько часов кто-то подошел к двери и стал ее открывать. В дверях появился мой конвоир Ассам, он принес мне кусочек порванной бумажки. На ней печатными неразборчивыми буквами была надпись на английском, и если ее перевести на русский, сохраняя стиль, то получится вроде: «Александр, я невастим мы затра утра. Я Зейд из Багдад. Я дваой день в гостинца». Я сразу понял, несмотря на многочисленные грамматические ошибки и недописанные окончания слов, что парень, с которым я познакомился вчера в гостинице, придет, чтобы навестить меня.

Когда он пришел на следующее утро, я с его помощью отослал sms родителям с просьбой обратиться в наше посольство в Ираке, и это оказалось для меня ключом к вызволению.

Да, я знал, что родители будут в шоке, знал, что работники посольства тоже будут не в восторге. Извините меня, я не мог не обратиться к вам. Отослав sms, я почувствовал огромное облегчение. Я попросил помощи, и теперь оставалось ждать, и поскольку на это могло потребоваться время, нужно было начинать осваиваться в тюремной камере и приспосабливаться к новой жизни.

Вообще я стараюсь как можно меньше тревожить родителей во время путешествий. Отец выручил меня: он не нашел посольства Беларуси в Ираке (его сейчас там нет), но дозвонился в посольство Российской Федерации в Багдаде и попросил помощи. Трубку поднял заведующий консульским отделом посольства России Джамшед Болтаев и сразу подключился к работе по моему освобождению, за что я ему очень благодарен.

Утром дверь в камеру открылась, зашел «женераль», которого я видел накануне, и сказал по-арабски: «Через два часа ты едешь в Дахук, потом домой». И вот меня везут с эскортом обратно в Курдистан, я почти на свободе.

Хорошо запомнился переезд в Курдистан, он находился всего в пятнадцати километрах от арабской части Ирака. На переезде стоял укрепленный блокпост, больше напоминавший государственную границу: с одной стороны иракские флаги и военные в иракской униформе, а с другой – курдский флаг с портретами семьи Барзани и ,соответственно, иракские – в курдской униформе. Официально Курдистан – часть Ирака, но фактически – независимое государство на его территории. Курдский «пограничник» не пропустил нашу машину на территорию Курдистана, и пришлось ждать разрешения начальства около пятнадцати минут.

– Пешмерга… (так называют военизированные формирования в Иракском Курдистане), – немного с иронией произнес наш иракский начальник, при этом громко хмыкнув.

В его тоне, пожалуй, не было презрения или ненависти от того, что нас остановили и не пускают, он уважал то, что курдский полицейский выполнял свою работу должным образом. Была, пожалуй, досада от того, что иракские полицейские не могут беспрепятственно въехать в Курдистан, который юридически является территорией Ирака. Вскоре нам дали «добро», и мы поехали дальше. Мои конвоиры, включая водителя, с неподдельным интересом прильнули к окнам. Перед ними – Курдистан; возможно, они, арабы, здесь никогда не были.

Мы въехали в Дахук. Невозможно было не заметить, с каким испугом смотрели прохожие и жители города на нашу машину, проезжавшую по главной улице. Наверное, если бы я услышал и понял, что они при этом говорили, то это было бы нечто вроде: «Это что, они из Ирака приехали? Видимо, дела у них там совсем плохи!»

 

Среди легковых машин и такси, перевозящих мирных граждан, и обычных патрульных машин с мигалками появление нашего бронированного монстра с пулеметчиком на крыше и двумя охранниками с «калашами» наготове можно было сравнить только с появлением черта из преисподней.

Через час мы оказались у охраняемого особняка. Открыв входную дверь, меня пригласили в дом, и я оказался в обществе высокопоставленных военных и людей в штатском, одетых в дорогие костюмы. Обстановка была торжественная, все чего-то ждали. Наконец, дверь в кабинет открылась, и навстречу мне вышел мэр города Дахук.

– Александр, – поприветствовал он, одной рукой пожимая мою руку, а другой – по-отечески хлопая по плечу. Затем он дотронулся головой до моей головы три раза. Это особое дружеское приветствие, распространенное особенно в Турции. Собеседник дотрагивается висками до висков друга три раза, таким образом показывая ему свое искреннее расположение и почтение. Мэр торжественно вручил мне паспорт, а люди вокруг радостно захлопали в ладоши. Можно сказать, что меня встречали как человека, вернувшегося из плена.

– Сипа?с (курд. спасибо), – ответил я, покраснев.

Я попросил разрешения отослать sms моему отцу в Москву. Мэр разрешил позвонить.

– Алло, папа. У меня все хорошо. Я нахожусь в безопасном месте, в Курдистане. Сегодня я покину территорию Ирака и буду в Турции. Я позвоню тебе вечером по скайпу.

– Слава Богу! – ответил отец.

Он потом еще много чего сказал: про то, что очень волновался, и про то, что выпил за эти два дня гору успокоительных таблеток, и о том, что маме ничего не сказал, чтобы она не переживала. В общем, сказал много еще чего, но это было позже.

Видя, что я заметно повеселел, мэр показал на курдский флаг и спросил:

– Как Курдистан, понравился?

– Очень понравился, – ответил я.

– Когда вернешься домой, не забудь сказать, что в Курдистане живут доброжелательные люди, всегда готовые помочь.

Мэр распорядился выдать мне машину, чтобы отвезти до турецкой границы. Так началась моя добровольно-принудительная депортация из Ирака и Курдистана, но я этому не сопротивлялся. Очень хотелось домой.

P. S. Я долго думал, стоит ли писать так откровенно об этом путешествии, чтобы не создалось впечатления о легкомысленном человеке, создающем проблемы дипломатам и своим родителям. Думаю, что я не зря об этом рассказал.

В Ираке, безусловно, есть на что посмотреть. Все-таки здесь зародились цивилизации, появилась письменность, здесь строили Вавилонскую башню... Страна была недоступна простому туристу во время правления Саддама, затем в течение десяти лет была оккупирована американскими войсками (всего год назад, в конце 2011 года, они покинули Ирак). А что изменилось? Ирак сегодня находится на пороге гражданской войны между курдами и арабами, идет религиозная война между суннитами и шиитами.

Лет через двадцать, возможно, страна придет в норму, и по Багдаду снова будут курсировать милые двухэтажные городские автобусы, а на крышах зданий появятся кафе и открытые веранды. Приезжайте лет через двадцать или купите организованный тур, чтобы посетить эту замечательную страну. В любом случае желаю вам путешествовать и продолжать открывать неизведанное!